Кто ждет победы России, а кто реванша? Почему для участников СВО важны не только протезы, но и одежда, не порванная протезами? Почему каждый стремится объявить победителем себя? Почему история - лучший подсказчик на переговорах? Стоит ли причесываться перед Рафаэлем? Почему инклюзия хороша не только для инвалидов? Что Клаве Коке интересно в Эрмитаже? Как ИИ удается так потрясающе врать? Об этом наш разговор с генеральным директором Эрмитажа академиком РАН Михаилом Пиотровским.
Мы заключили соглашение с Фондом "Защитники Отечества" для создания самых разных программ - воспитательных, образовательных, ездим в госпиталь. И будем делать так, чтобы это все было не для галочки.
Недавно вместе с фондом показали дефиле одежды, специально приспособленной для инвалидов. Оказывается, сделать прекрасный протез, это одна забота. Но люди приходят со слезами - протез прекрасный, а костюм надо разрезать, поскольку протез в него не влезает. И надо сделать костюм, который вы можете надеть на протез. Вот это то, что можно делать не крикливо и действительно по делу.
В общем, у нас есть целая программа, как сделать комфортной жизнь людям, причастным к военным действиям… Мы создаем комфортность в первую очередь для тех, кому сейчас трудно. И к кому мы не имеем права быть невнимательными.
Сначала победа, а потом сражение
Мой друг кинорежиссер-документалист, давно - с Карабахского конфликта - снимающий войны, часто цитирует японскую пословицу: сначала победа, потом сражение. Получается, победа как бы живет в нас заранее. Но сейчас мы в ситуации густой пропаганды, и победителем себя объявляет кто хочет.
Михаил Пиотровский: Так всегда было. Портрет адмирала Шишкова не поместили в галерею 1812 года, потому что от него под Березиной ушел Наполеон, да еще с нетронутой гвардией. Хотя Березина вроде бы наша победа. Но победы часто двоятся…
Или вспомним стихи Пушкина о том, как несправедливо обошлись с Барклаем де Толли, придумавшим стратегию, воплощенную Кутузовым... Я все время повторяю как афоризмы два тезиса, связанных с нашей военной историей, и тем, как она представлена в Эрмитаже. Первый - мы воспитываем гордость нашими победами.
Гордость, но не гордыню. И второй - музей ведет проповедь, а не пропаганду. Пропаганда тоже нужна. Во время Великой Отечественной звучало же "Убей немца!". Но проповедь важнее. У нас в Эрмитаже постоянно идет своего рода военная проповедь. А военная галерея 1812 года остается лучшим учебником и лучшим воспитателем верности Родине. Лучшим выразителем лозунга "веры и верности". И она, кстати, не только про победы, но и про более серьезные вещи.
И в национальной программе развития музеев, которую сейчас готовит музейное сообщество, есть вещи, связанные с войной. Ведь не только у нас идет СВО, но и в мире строится новый мировой порядок и разворачивается что-то, иногда похожее на Третью мировую. Хорошо бы поскорее "новую Ялту".
Да и внимание приковано к переговорам - в Стамбуле и выше.
Михаил Пиотровский: Я встречался в Эрмитаже с главным американским переговорщиком Стивом Уиткоффом, умным, интеллигентным человеком, начавшим свой визит в Петербург с посещения Эрмитажа. Мы с ним говорили о понимании роли искусства в будущем… И о том, что искусство может быть барометром улучшения или ухудшения отношений между странами и народами. У меня было ощущение, что он все очень хорошо понимает. Хотя никакой не дипломат, а специалист по недвижимости… Но друг Трампа и на самом деле очень тонкий переговорщик - это видно… Так что замечание Марка Рютте, бывшего нидерландского премьера, с которым мне раньше много раз приходилось встречаться, - что это вы, мол, присылаете на переговоры историка? - смешно. А кого присылать на переговоры?
Поверьте, если в ходе переговоров начинаются разговоры об истории, это очень хорошо. Потому что на самом деле ориентиры в сегодняшнем дне нам задает история. Да и все происходящее сейчас с нами - часть большой истории - с предысторией, с продолжением. И даже если она нам сейчас тяжело дается, она не перестает быть частью истории. Мы в истории живем.
Мы сейчас в Эрмитаже сделали копии с портретов шести сербских генералов, служивших в русской армии, из галереи 1812 года, чтобы передать их Белграду.
В галерее 1812 года хорошо же видно, что не только вся Европа была против России, но и вся Европа была представлена в русской армии - и сербы, и немцы, и бельгийцы, и англичане воевали на нашей стороне. И это уже история не только раздора, но и единения.
Вот девушка стоит перед Рафаэлем и причесывается
А что сейчас происходит с обычными посетителями Эрмитажа?
Михаил Пиотровский: Я с вами разговариваю, а у меня на экране ноутбука камеры показывают залы Рафаэля и Матисса. В зале Рафаэля 15 человек, в зале Матисса 5-6. Посетителей много, почти столько, сколько было до пандемии. Но они другие. И не потому, что нет иностранных туристов, а потому, что мы туристов теперь ставим в рамки.
Организованные группы, которых по-прежнему много, убираем на утро и вечер, а в середине дня небольшими группами как раз идут заинтересованные люди - с другими лицами, другими взглядами.
Пандемия дала нам возможность построить систему посещения музея по сеансам. Когда в музее идет этакое машинное движение толп, которым "нужно пройти" свой маршрут, визит в музей лучше планировать. Заказывать билет по интернету (хотя это еще не всем легко). Но для людей, которым важно не просто пройти за флажком экскурсовода и сделать себе отметку "я был тут и там", а для таких, которых я вижу сейчас на экране, у нас есть удлиненные вечерние сеансы.
Правда, вот девушка сейчас стоит перед Рафаэлем и причесывается. Я сначала подумал: вот черт. А потом понял, ну Рафаэль же за стеклом, и в стекле твое отражение, а ты должен быть причесанным.
У нас сейчас, кстати, предлагают запретить людям ходить в Эрмитаж в шортах. Но мы должны не запрещать, а как-то объяснять, что это неприлично, в шортах прийти в музей. Это тоже создание своего рода комфортности.
Россия в мире и мир в России
Вы сейчас больше обращены к внутренней аудитории?
Михаил Пиотровский: Нет, для таких универсальных музеев, как Эрмитаж, важен знаменитый лозунг urbi et orbi - городу и миру. Мы работаем одновременно на своих и на весь мир. Одновременно обращены и туда, и сюда: мы - Россия с мировым знанием, и мы мир, воплощенный в России.
Но вроде бы вы от мира сейчас условно отключены из-за настороженного, а то и враждебного отношения к России и русской культуре?
Михаил Пиотровский: Но есть же интернет, современные технологии. И наши выставки, даже если на них не приезжают тысячи людей из других стран, все равно часть большого мирового комплекса выставок. Как это было с выставкой Фридриха, например.
То, что мы раньше возили туда, сейчас показываем всему миру с помощью новейших технологий и программы "Небесный Эрмитаж". Все можно показывать и не возя (хотя иногда возим). Эрмитаж как всякий универсальный музей одновременно выполняет функции и импорто- и экспортозамещения.
Очень важно удержать роль России как культурного центра и Эрмитажа как центра российской и мировой культуры. Мы никогда не выпадем из европейской культуры. Ее присутствию в России ничего не угрожает. Да, несколько картин не приедет к нам сегодня из Парижа, но наши императоры собрали в России ТАКИЕ громадные коллекции, что мир с нами навсегда. Эти коллекции позволяют нам легко создавать у себя культурное присутствие всего мира.
Мы внимательны к тому, что происходит в мировом музейном мире?
Михаил Пиотровский: Да, и мне кажется, что сейчас важно заняться перетягиванием к себе важных чужих находок.
Трамп сейчас устраивает жуткие репрессии во всех культурных учреждениях Америки, уничтожая систему DEI - разнообразие, равенство, инклюзивность. Это принцип положительной дискриминации, еще недавно объявлявшийся в Америке важнейшим. Он означает максимальное продвижение вперед и по квотам черных женщин или сторонников необычных сексуальных отношений. Это даже стало своего рода символом Америки, и Трамп с этим борется.
Хотя на самом деле формулировка DEI - разнообразия, равенства и инклюзивности - она правильная. Только должна касаться не столь конкретных и узких вещей, как цвет кожи и особенности сексуального поведения…
Такой универсальный музей, как Эрмитаж, рассказывает о мировых культурах и их разнообразии. И о том, что разнообразие прекрасно. Он рассказывает, доказывает, утверждает, что все культуры суверенны и равны. Актуальнейший тезис, особенно сейчас, когда идет война памяти и борьба культур.
Да, культуры все равны. Но надо научиться быть равными.
А инклюзия предполагает, что люди делятся на множество разных сегментов, и это надо учитывать. Мы под инклюзией обычно понимаем слабовидящих инвалидов, но на самом деле это все категории людей. Есть же люди, которые много знают, а есть, которые мало. Кому-то интересна живопись, а кому-то скульптура. Кому-то Россия, а кому-то Франция. Это все инклюзия. И для всех этих сегментарных интересов у нас должно быть какое-то свое предложение - идеи, интересные и доступные им. И при этом нам надо сохранять и некую общую идею, вот эту нашу проповедь, обращенную ко всем…
Я думаю, что на самом деле мы эту повестку уже перехватили у американцев, отряхнув с нее все глупости. Перехват повестки - важная вещь. Советский Союз был очень мудрым в этом. "Борьба за мир" - перехваченная нами повестка. "Борьба за демократию" - тоже.
И у нас есть целый ряд вещей, приемлемых для всех, пусть перехватывают. Кому-то хочется, чтобы все было гладенько и ля-ля-ля, а кто-то ждет разговора с научным хранителем.
Так когда в Эрмитаж - по своей программе - приходят Клава Кока или Сергей Минаев - это тоже инклюзия?
Михаил Пиотровский: Ну не знаю, чем Кока и Минаев хуже Малахова. Малахов приходит, беседует со мной, делает программу, а потом берет все гадости об Эрмитаже, которые он слышал, и сует их в серьезный разговор о музее. Минаев, с которым я хорошо знаком, такого не делает.
У Эрмитажа действительно громадное количество возможных посетителей с самыми разными интересами. И для всех нужны какие-то "переводчики", знающие их интересы и говорящие на "их" языке. Причем для каждого человека под его самые разные интересы.
У нас, например, есть - и особенно много было во время пандемии - экскурсии с научными хранителями. Кому-то они не нравятся, им хочется, чтобы все было гладенько и ля-ля-ля. А кто-то в восторге: когда с тобой говорит научный хранитель музея, изучающий эти вещи - это же потрясающе!
И поскольку люди очень разные, мы должны им представлять громадное количество самых разных возможностей. Слепым, глухим, плохо видящим, плохо слышащим, хорошо слышащим, с высшим образованием, с невысшим образованием, из Китая, из Москвы, знающим искусство, не знающим его. В универсальном музее для этого есть потрясающие возможности. Да и Зимний дворец всяко всех очаровывает - паркеты, полы, золото, все красиво. Наши интерьеры тоже "проводники", позволяющие многое разъяснить посетителю.
По поручению президента Союз музеев сейчас готовит программу развития музеев... Что она в себя включает?
Михаил Пиотровский: У нас много говорится об участии общества в государственной политике. Но впервые то, что мы в Союзе музеев наработали, будет представлено в правительство и вписано нам в программу. У Союза музеев немного другие задачи, чем у государства. Собственно музейные, а не задачи регулирования и обеспечения. Но мы пытаемся их соединить и кое-что придумали.
В программе будет представлен и философский взгляд на музеи как на код нации, национального самоощущения и понимания себя. Способность музеев представлять суверенные культуры и разрешать проблемы, связанные с суверенностью и сосуществованием культур друг с другом, - это тоже наша забота. Моя культура и чужая культура - сейчас это стало очень острым.
Будет в нашей программе и патриотическая триада. Музеи - это ведь то, "с чего начинается Родина". Они есть по всей России, держатся Россией и держат Россию, по-разному рассказывают ее историю.
Очень важная тема - растущие горизонтальные связи. В какой музей не позвонишь, рядом у телефона директор другого музея из другого конца страны. Так получилось само по себе и неожиданно для нас, что российские музеи замечательно общаются друг с другом. И пространство этого общения нуждается в поддержке государства.
Важный момент - доступность. Доступность - это не только когда каждый может зайти в музей, но и когда каждый понимает музей. А понимание должно воспитываться. Уважением к музею (чего, к сожалению, сейчас еще нет). И инклюзией, когда музей делает для человека понятным все, что содержится в музейных вещах.
У ИИ потрясающая скорость и потрясающее вранье
ИИ приживается в музеях?
Михаил Пиотровский: Да, и несет в себе немало опасностей - про них уже начали говорить. Машины все чертят по пунктикам и квадратикам, их любят бюрократы и лентяи, а нам надо бесконечно по этим пунктикам отчитываться. Когда машина дает задание, а где-то посередине крутится человек, все начинает ужасно примитивизироваться. Так может произойти очень большое обеднение.
Я и для всех своих выступлений и интервью сначала спрашиваю ИИ, что он думает по этому поводу. Лучше спросить две или три системы, а потом сесть и придумать то, чего ИИ не знает и сказать не может.
Вчера у меня было интервью про русско-сербские культурные связи. Я рассказывал про нашу военную галерею, в которой есть и сербские генералы. У двух нейросетей запросил справочку о том, как увековечивают память русских воинов в Сербии. Все ли они делают, чтобы было так, как надо… Не очень совпало. И я понимаю, что все-таки нельзя увлекаться и беседовать с ИИ и повторять то, что он делает. Его нужно редактировать. Роль человека в отношениях с ИИ - это роль редактора. Есть вещи, которые уже никто не делает без ИИ. Но я думаю, что заниматься всем этим нужно очень внимательно. Все-таки ИИ, как его ни учи, все равно оперирует интернетом, все его точки зрения и набор сведений оттуда. И в результате он очень любит врать. И врет потрясающе. На запрос про какую-то давнюю выставку, дату которой я забыл, он мне смело назвал 5 выставок, никогда (!) не проходивших в Эрмитаже.
Как обойти острые углы музейной жизни
Какие вопросы будут обсуждаться в сентябре на Петербургском форуме объединенных культур?
Михаил Пиотровский: Все острые углы мировой музейной жизни. Например, общемировое стремление что-то отнимать у музеев. Дескать, музей - это порождение эпохи колониализма, хранитель награбленного и все такое. Никто пока не закрывает музеи, но такая тенденция все время обозначается. И разговор такой идет. И у нас тоже, хоть и под спудом. А с этим связана апроприация, то, что мы раньше называли заимствованием. Раньше считалось, что это хорошо, а теперь - плохо. Моя культура, не смейте из нее ничего брать - это сейчас очень сильная тенденция.
Идут споры вокруг атрибуции: кому принадлежит какой художник - Италии, Франции, Германии, Голландии, России, Украине? - и пошло-поехало. Я всегда приводил в пример Леонардо да Винчи, умершего в Амбуазе во Франции, а родившегося не в Италии (которой тогда не было), а в своей деревне в Тоскане. И вот он художник как бы итальянский, а родился не в Италии… Ну а у нас прекрасный пример - Айвазовский. Из этого вытекает еще и проблема реституции. И идея партиципации - культуры участия и соучастия. Да, музеи должны активно участвовать в общественной жизни. Но на своих условиях. Не думаю, что в музее надо устраивать, как на Западе, митинги против нефтяных компаний, ухудшающих окружающую среду. Надо делать то, что соответствует нашей линии, политике, традициям.